— И что? Ты как — лететь передумал?

Сережа со вздохом выполз из-под одеяла, зевая и протирая глаза. Пока он натягивал спортивный костюм и чистил зубы, Тимур успел убрать постель, подкачать мячик и послушать по радио утренний выпуск новостей. Рассказывали о полете спутника «Космос-29» и готовящемся запуске «Космоса-30», предназначенного для изучения верхних слоев атмосферы.

На улицах было свежо и безлюдно. По Московскому проспекту двигалась шеренга поливальных машин, оставляя за собой полосу сверкающего асфальта. Ребята, как всегда, побежали на ближайший стадион.

— Здорово ты все-таки придумал летом в стройотряд поехать, — сказал Сережа.

— Это не я придумал, а профком, — ответил Тимур.

— Ну, а ты первым вызвался. И здорово, что на Свирскую ГЭС, — так интересно на строительстве электростанции поработать…

— Интересно, — согласился Тимур. — И наши руки, я думаю, там сейчас очень пригодятся…

Некоторое время они молчали, стараясь не сбивать дыхание. Потом Сережа спросил:

— А ты действительно веришь, что мы полетим? Там знаешь, какой жесткий отбор…

— Да знаю, — отмахнулся Тимур. Он пытался вспомнить, слышал ли он когда-нибудь про космонавта Сергея Синицина, и не мог. — Отбор не отбор, какая разница — в конце концов, полетим мы или нет, только от нас зависит.

— Впрочем, лет через десять-пятнадцать в космос, наверное, всех желающих будут брать, — сказал Сережа.

— Ну, это еще неизвестно. А если не верить, что полетишь — тогда неинтересно, — сказал Тимур.

Колпино — Ржавки, 2009

Сергей Звонарёв. Покидая колыбель.

Ирина сказала Андрею, когда до возвращения со станции осталось меньше недели.

— Беременна? — растерялся он. — Но… но как же так получилось?

Ирина сдержалась, чтобы не ответить колкостью.

Потом Андрей задал все те обычные вопросы, которые в таком случае приходят на ум мужчинам: «А ты не ошиблась?.. А когда?..» — и, наконец: «Как ты себя чувствуешь?»

На последний вопрос она не ответила: на глазах выступили слезы. Андрей обнял ее и уже хотел сказать, что плакать не надо (потому что космонавты не плачут), что через неделю они будут на Земле (все трое), но тут он вспомнил про перегрузки. И про то, что из пяти последних спусков «Союза» два прошли по баллистической траектории. А еще он вспомнил, что Ирина — до того, как попала в отряд космонавтов, — уже пыталась родить, лежала на сохранении, но напрасно: преждевременные роды, плод не выжил, ее саму еле спасли. И вердикт врачей: детей не будет. На мгновение Андрей представил себе страшное: она истекает кровью прямо в скафандре, а он лежит рядом, придавленный к креслу перегрузкой, и ничем не может помочь.

— Мы придумаем что-нибудь, — тихо сказал он. — Ты слышишь? Обязательно придумаем.

— Беременность на орбите связана с большими рисками, — потом сказал Андрей, — могут быть осложнения на сердце, да мало ли еще что.

Ирина молчала.

— С другой стороны, — продолжил он, — спуск на «Союзе» для тебя слишком опасен. Воробьев обещал связаться с американцами, может, они расчехлят «Атлантис». Но шансов мало. Разумеется, медики предлагают сделать аборт.

— И что ты ответил? — Голос Ирины дрогнул.

— Что мы не согласны. Конечно, они хотели поговорить с тобой. Но я сказал, что ты не в настроении. Беременные, они часто капризничают.

Ирина почувствовала облегчение. Для себя она сразу решила, что делать аборт не будет. Собственно, поэтому она и медлила, не хотела говорить раньше времени, тянула до последнего.

— Так или иначе, решать нам, — сказал Андрей. — С учетом того, что ты чувствуешь себя хорошо, а уже пятый месяц… В общем, я предлагаю остаться. В ЦУПе полагают, что малыша можно спустить и на «Союзе».

— А детское кресло сделают?

— И даже детский скафандр, — улыбнулся Андрей, — и новый корабль: «Союз-С» — семейный!

Последние двадцать часов Андрей провел почти в непрерывных переговорах со специалистами ЦУПа. Это после того, как руководитель полета Воробьев и еще пара начальников рангом пониже довольно долго высказывали ему все, что о нем думают. Канал был открытым, поэтому они выбирали выражения. Потом, разумеется, профессионализм взял верх.

— Еще один момент, — сообщил Андрей. — Нашу беременность хотят оформить как медицинский эксперимент — со всеми анализами, отчетами и так далее. Воробьев сказал, что тогда будет легче найти деньги на продолжение полета.

— И во сколько мы ему обойдемся?

— Пока трудно сказать, но не меньше ста миллионов.

— У нас будет самый дорогой малыш на свете, — улыбнулась Ирина.

— А я и не сомневаюсь, — откликнулся Андрей.

— Как мы его назовем? — спросила Ирина.

Роды прошли легко, помощь Андрея почти не понадобилась. Малыш выглядел необычно худым, отчего голова казалась непропорционально большой. И еще — длинные пальцы на ногах, словно бы природа колебалась: а не дать ли ему вместо ног еще одну пару рук? Разумеется, весь процесс записывали на камеру. В ЦУПе клялись, что запись будут смотреть только специалисты, но Ирина не сомневалась, что вскоре она окажется на YouTube.

— Пусть будет Юра, — предложил Андрей.

— В честь Гагарина?

— Ну да. Первый человек, побывавший в космосе, и первый, кто там родился. Красиво получается.

— Юра так Юра, — согласилась Ирина. Само имя нравилось. А если оно нравится Андрею, то чего еще надо? «Мы опять первые, — пришло ей в голову, — как и полвека назад. Кто бы мог подумать».

— Может, попробуем сейчас? — предложил Андрей. — Спит вроде крепко.

Ирина, обняв сына, любовалась им. Его лицо выражало абсолютный покой. В невесомости есть свои плюсы — можно не бояться уронить малыша. «Когда мы вернемся, надо будет учиться его носить», — подумала она.

Когда вернемся… «Союз» с детским креслом давно уже был пристыкован к станции. Возвращению мешало одно — малыш не хотел на Землю. Он боялся ощущения тяжести. Нагрузочные костюмчики, сшитые для маленького, вызывали у него панику, равно как и попытки сделать специальный массаж. Индивидуальные особенности вестибулярного аппарата — таков был вердикт медиков. И что с этим делать? Неизвестно. Летите на Землю, а там посмотрим. И вот теперь — последняя надежда: центрифуга.

— Ладно, — согласилась Ирина, — давай попробуем.

Вместе с маленьким она уселась в кресло, закрепила ремень.

Андрей включил мотор. Ирина почувствовала, как сына прижимает к ней. Она пошевелилась, устраиваясь удобнее для него.

— Одна десятая «же», — сказал Андрей.

Малыш беспокойно заворочался. Ирина склонилась над ним, шепча ласковые слова. Тихонько гладила его.

Не помогало.

— Две десятых «же».

Малыш проснулся. В глазах — ужас.

— Тормози! — закричала Ирина. — Тормози сейчас же!

Мотор центрифуги смолк. Лицо малыша исказилось гримасой, и он разрыдался. Придерживая сына одной рукой, Ирина возилась с ремнями. Не переставая рыдать, малыш сильно дернулся, тело его изогнулось, и он вырвался из рук матери. Наконец Ирина справилась с ремнями, подлетела к малышу и обняла его. «Все, Юра, все, — зашептала она, — больше не будем, не будем…»

Никогда еще Земля не была от них так далеко.

— Мы можем дать Юре успокоительное, и он проспит весь путь на Землю, — предложил Андрей.

— А что потом? Когда он проснется?

— Есть же программы реабилитации.

— Да, для тех, кто вернулся на Землю. А Юра на ней никогда не был.

— Ну хорошо, а ты что предлагаешь?

Андрей старался, чтобы Ирина не почувствовала его раздражения. Но с каждым словом сдерживаться было все сложнее.

Ирина пожала плечами: дескать, там видно будет. Она прижалась губами к животику малыша.